Однако, обманывая самого себя, Златарев ничего не выигрывал. Ему по-прежнему было тоскливо. Но не идти же в самом деле на вокзал и покупать билет до Орла?
Еще чего! Это Тубольцев всегда был романтиком, но не Златарев…
А билет он все-таки купил. И приехал в деревеньку Супонино, что расстилалась перед самым лесом, окутанная прозрачным хвойным дурманом, пробуждающим почти детское желание разуться и пробежаться босиком по прохладному лесному ковру…
В деревнях люди обычно знали друг друга наперечет. Дорогу к дому, где Аня жила вместе с родителями, указали сразу. Глядели при этом во все глаза, оценивая, хорош приезжий жених или прохиндей, как и прежний.
Златарев обнаружил девушку, метущей дорожку вокруг крепкого деревянного дома с высокой покатой крышей. Во дворе кругом царил полный порядок, нигде не валялось ни щепки, ни бумажки. Дрова аккуратно уложены в поленницы. Видно было, что отец у Ани — хозяйственный мужик. Не то, что Златарев, который вдруг почувствовал себя неумелым и белоручкой, способным только морды бить. За определенную плату.
Аня почувствовала его взгляд на своей спине, выронила метлу из рук и обернулась. В глазах ее промелькнула радость. Даже слезы навернулись. Настоящие, бабьи слезы. Но вопреки ожиданию, Аня не кинулась Златареву на шею. Медленно подошла к забору и строго спросила:
— Чего приехал?
— Тебя увидеть, — ответил Златарев и облокотился на забор, оказавшись с Аней нос к носу.
Признаться, ее реакция немного его удивляла. Аня не выглядела счастливой, хотя сначала обрадовалась. Златарев заметил также, что глаза ее были грустными.
— Зачем? — дурацкий вопрос. Зачем он ехал добрые полдня, а затем трясся в вонючем деревенском автобусе, чтобы только увидеть ее. Неужели ничего не понятно?
— Хочу забрать тебя с собой, — сказал он, и это была чистейшая правда.
— Обратно в город? — усмехнулась Аня и повернулась к нему спиной.
Златарев не знал что и думать. Что сказать. Она вела себя странно. Необычно. Он не привык видеть ее такой.
— Был уже один такой. Романтик. Поматросил и бросил, как сказал отец. Теперь на всю деревню слава. Прикажешь снова в одну и ту же реку ступить? — Аня вдруг посмотрела Златареву прямо в глаза, прожигая насквозь, заглядывая в самую душу, как бы спрашивая: что тебе от меня надо?
— Я не буду тебя матросить, — пообещал Златарев, улыбаясь.
— Не расписанной я с тобой никуда не поеду, — заявила девушка, не отводя своего испытывающего взгляда.
— Хорошо, — согласился Златарев, — Если хочешь, распишемся.
— А ты сможешь жить с такой как я — деревенской, неотесанной. У меня ни образования, ни приданого… Одна, какая есть.
— Да знаю я, какая ты. Только вот не пойму, чего ты кипятишься? Обидел тебя, что ли? Я в больнице неделю лежал. Не знал, что ты уезжать надумала.
Теперь уже Златарев оправдывался. Как это все было непохоже на него. Но так или иначе, дело было сделано. Слова сказаны. А Аня снова повернулась к нему, и губы у нее отчего-то дрожали.
— Задержка у меня, — тихо сказала она.
— Почему же ты скрыла? — нахмурился Златарев. — Или не от меня?
— От тебя, — ничуть не смутившись его вопросом, ответила девушка, — Недельки три срок. Не больше… А я ведь не знала, как ты к этому отнесешься. Думала, прогонишь…
— Дура ты, — ласково прошептал Златарев и обнял ее, положив голову себе на грудь, — Теперь точно распишемся.
Похоже, действительно, пора жениться, детей заводить. На лето в деревню отправлять будут — к деду с бабкой. В деревне хорошо, вечерами соловьи поют, и воздух такой чистый. А в лесу малины видимо-невидимо, черника, земляника, голубика.
— Я ведь безработный теперь, — вспомнил ни с того ни с сего Златарев.
— Да уж, даже на день тебя нельзя одного оставить, — лукаво улыбнулась Аня.
Лейтенант Клевер стоял у двери уже знакомой квартиры и настойчиво жал кнопку звонка. Еще со двора он заметил, что в окнах горит свет, значит, хозяйка определенно находилась дома. Но ему что-то долго не открывали.
Наконец, когда Клевер уже начал терять остатки терпения, хозяйка соизволила подойти, — он отчетливо услышал шарканье ее ног по полу, — и стала громко щелкать замками.
— Здравствуйте, — удивленно сказала она.
— Вечер добрый, Ирина Петровна, — улыбнулся Клевер, снимая фуражку, — Разрешите задать вам несколько вопросиков.
— Вы уже были, — поджала губы женщина, очевидно, не желая тратить время на очередное обсуждение убийства ее зятя.
— Помню, — сказал Клевер, — И все же, разрешите войти. Не хотелось бы обсуждать важные дела в подъезде.
Ирина Петровна демонстративно отодвинулась, всем своим видом показывая, что лейтенант — нежеланный гость, но, тем не менее, впустила.
— О чем речь? — холодно поинтересовалась она, закрывая входную дверь.
— Убийца зятя вашего покойного найден, — будничным голосом сообщил Клевер, наблюдая за ее реакцией.
— Мне-то что, — женщина пожала плечами, показывая, что ей все равно.
— Да я, собственно, даже не по этому вопросу пришел. Вы позволите мне взглянуть на тот альбом, что показывали в прошлый раз?
На лице Ирины Петровны красноречиво отразилось удивление: брови поползли вверх, губы вытянулись, удерживая готовые вырваться вопросы. Но она ничего не сказала, просто молча кивнула, приглашая за собою в зал.
Клевер, не спрашиваясь, уселся на диван и взял у нее из рук альбом. Потом открыл свою папку и, вытащив оттуда фотографию, положил перед собой на колено.
— Вот, — воскликнул он, словно обрадовавшись тому, что увидел в альбоме, — Что и требовалось доказать.
— Не понимаю, о чем вы? — настороженно спросила Ирина Петровна, и Клевер заметил, как на лбу ее начала пульсировать голубоватая жилка.
Ирина Петровна довольно плохо переносила неопределенность. Клевер помедлил, прежде чем выдать ответ, который ей вряд ли понравится.
— Вам знакома эта фотография?
Клевер протянул ей фото. Ирина Петровна осторожно взяла его кончиками пальцев, словно оно было выпачкано грязью, взглянула на него и быстро вернула обратно.
— Я впервые вижу эту женщину.
— Вот оно как, Ирина Петровна? Никак не узнаете? Это же падчерица ваша, Наташа Кораблева. Я, между прочим, сразу обратил внимание на сходство с вашей покойной дочерью. Заинтересовался, покопался чуть-чуть в личных вещах и нашел вот это…
Клевер достал из кармана потрепанную визитку, на обратной стороне которой было что-то нацарапано от руки.
— Ваш адресок, — заявил он.
Ирина Петровна побледнела, и на лице ее отразилось праведное негодование.
— Ну и что?
— Ну и то, уважаемая, что я много думал об этой истории. О том, как некогда молоденькая девушка по имени Наташа приехала в большой город к отцу — единственному близкому человеку. Но вы, Ирина Петровна, даже не пустили ее на порог.
— Вот еще, — воскликнула женщина и улыбнулась нехорошей такой, злобной улыбкой, — Паша моего Вадика тоже знать не хотел. Жил у моих родителей, словно сирота при живой матери. Каково было ему? А? Почему я должна была принимать его ублюдочную дочь? Чем она лучше моего сына?
— Это все ваши личные проблемы, Ирина Петровна, что вы не смогли договориться с собственным мужем. Скажите, а он знал о том, что Наташа приходила за помощью?
— Нет, — Ирина Петровна вдруг смутилась и опустила глаза, — Паша не знал об этом. К тому времени он начал сильно болеть. Много денег уходило на его лечение, так что на благотворительность у нас просто не было средств.
— Но девушка после этого отправилась на панель.
— Значит, шлюха, — почти весело сказала Ирина Петровна, — Какая мать, такая и дочь.
— А вы разве знали ее мать? — Клевер посмотрел на нее с подозрением.
— Нет, — спохватилась женщина, — Не знала. Но какая разница. Меня совершенно не интересует ни та, ни другая.
— А что бы сказал ваш покойный муж, его родственники, если бы они знали правду? Что Наташа приходила к вам, а вы грубо вытолкали ее вон? Что она закончила свою жизнь проституткой?
— Закончила? Они умерла?
— Да, Ирина Петровна, ее убили. Зверски. Тот самый человек, что убил вашего зятя. А вы сидите тут и плачетесь в жилетку о том, какая вы хорошая мать, и как несправедливо обошлась с вами жизнь. А сами вы — заслуживаете справедливости? Вы бросили свою падчерицу на произвол судьбы, и возмездие, а я все больше начинаю в него верить, рикошетом ударило по судьбе вашей Тани.
— Замолчите! — закричала Ирина Петровна и в ужасе закрыла глаза, — Уходите отсюда. Я больше не желаю вас видеть.
— Ее смерть на вашей совести.
— Не вам меня судить! Не вам!
Плечи ее затряслись от еле сдерживаемых рыданий. Клевер незаметно достал из альбома несколько листков и аккуратно положил его на диван. Затем он поднялся, надел фуражку, засунул под мышку папку и, не прощаясь, ушел, захлопнув за собой дверь.